Иван Алексеевич Бунин Пост Деревенская усадьба, начало марта, первые недели Великого поста. Дни темные, однообразные. Но это уже канун весны. Я живу затворником, за работой с утра до вечера, - "Се тебе, душа моя, вверяет владыка талант: со страхом приими дар". Нынче я опять не заметил, как прошел мой день. Но вот темнеет, синеет за окнами. Усталый, умиротворенный, я кладу перо, мысленно благодаря Бога за силы, за труд, одеваюсь и выхожу на крыльцо. Сумерки, тишина, сладкий мартовский воздух... Я иду по деревне, додумываю свои думы, укрепляя свои тайные вымыслы, но всё вокруг вижу, зорко всё замечаю и чувствую - всему открыто мое сердце, мои глаза. Ах да, канун, канун. Даже в зимней угрюмости этих сумерек уже есть весна - в их чуть зримой синеве. Зыбки серые снега полей за деревней, избы в деревне чернеют смутно, нигде ни одного огня. Темно и в усадьбе, на которую гляжу я, возвратившись из деревни. За усадьбой облаками темнеет под хмурым небом сад. Но и в этом весна - в том, что так поздно не зажигают в деревне огней и что сад похож на тучу, что так хмуры и небо и вершины сада. На выгоне - церковь, там служба. Я подхожу и различаю у церковных ворот парные сани, крытые старым ковром, помещичьи. Тут же, у коновязи, - мужицкие лошади в дровнях, мелкие, лохматые, за зиму обросшие густой шерстью. На снегу возле них - клоки сена, перебитого с конским навозом, и всё это пахнет свежо, сыро, по-весеннему. Полевым, нелюдимым гулом гудят голые тополи, возвышающиеся над церковной оградой. На глазах с каждой минутой темнеет - лица проходящих в церковь уже плохо видны, - к ночи поднимается легкая замять, и в гудящих метлах тополей есть что-то строгое, жуткое. За воротами, в затишье, воздух мягче, но порой церковный двор сереет от поземки, ограда дымится, и по моему лицу пробегает холодная снежная пыль. Когда на высоком каменном крыльце церкви отворяются двери, видна, за черными сенями, ее внутренность в немногих красных точках огней. Поднявшись на крыльцо, чувствую тот сложный, особый запах, что бывает только на папертях русских церквей, ранней русской весной. В церкви густое и пахучее церковное тепло, темная стена народа и свет за нею. Там, у большого священника, стоит девушка, та, чьи сани я видел за воротами. Она бледна, свежа и так чиста, как бывают только говеющие девушки, едва вышедшие из отроческого возраста. Ее серо-голубое платье приняло от блеска свечей зеленоватый, лунный тон. На спине лежит черная коса. Озарен нежный овал лица и густые ресницы, поднятые на образа иконостаса. От каких грехов очищается она постом, стояниями, своей бледностью? Что за чувства у меня к ней? Дочь она мне? Невеста? В темноте возвращаюсь домой и провожу вечер за книгой, в мире несуществующем, но столь же разделенном со всем, чем втайне живет моя душа. Засыпаю с мыслью о радостях завтрашнего дня о радостях своих вымыслов. Ей, Господи, не даждь ми духа праздности, уныния. Больше мне ничего не надо. Всё есть у меня, всё в мире мое. 1916 _______________________________________________________________________________ Подготовка текста: Лукьян Поворотов К списку авторов К списку произведений