Николай Иванович Гнедич



                   Кавказская быль


                      Кавказ освещается полной луной;
                   Аул и станица на горном покате
                   Соседние спят; лишь казак молодой,
                   Без сна, одинокий, сидит в своей хате.

                      Напрасно, казак, ты задумчив сидишь,
                   И сердца биеньем минуты считаешь;
                   Напрасно в окно на ручей ты глядишь,
                   Где тайного с милой свидания чаешь.

                      Желанный свидания час наступил,
                   Но нет у ручья кабардинки прекрасной,
                   Где счастлив он первым свиданием был
                   И первой любовию девы, им страстной;

                      Где, страстию к деве он сам ослеплен,
                   Дал клятву от веры своей отступиться,
                   И скоро принять Магометов закон,
                   И скоро на Фати прекрасной жениться.

                      Глядит на ручей он, сидя под окном,
                   И видит он вдруг, близ окна, перед хатой,
                   Угрюмый и бледный, покрыт башлыком,
                   Стоит кабардинец под буркой косматой.

                      То брат кабардинки, любимой им, был,
                   Давнишний кунак казаку обреченный;
                   Он тайну любви их преступной открыл:
                   Беда кабардинке, яуром прельщенной!

                      "Сестры моей ждешь ты? — он молвит. — Сестра
                   К ручью за водой не пойдет уже, чаю;
                   Но клятву жениться ты дал ей: пора!
                   Исполни ее... Ты молчишь? Понимаю.

                      Пойми ж и меня ты. Три дня тебя ждать
                   В ауле мы станем; а если забудешь,
                   Казак, свою клятву, — пришел я сказать,
                   Что Фати в день третий сама к нему будет".

                      Сказал он и скрылся. Казак молодой
                   Любовью и совестью три дни крушится.
                   И как изменить ему вере святой?
                   И как ему Фати прекрасной лишиться?

                      И вот на исходе уж третьего дня,
                   Когда он, размучен тоскою глубокой,
                   Уж в полночь, жестокий свой жребий кляня,
                   Страдалец упал на свой одр одинокий, —

                      Стучатся; он встал, отпирает он дверь;
                   Вошел кабардинец с мешком за плечами;
                   Он мрачен как ночь, он ужасен как зверь,
                   И глухо бормочет, сверкая очами:

                     "Сестра моя здесь, для услуг кунака", —
                   Сказал он и стал сопротиву кровати,
                   Мешок развязал, и к ногам казака
                   Вдруг выкатил мертвую голову Фати.

                      "Для девы без чести нет жизни у нас;
                   Ты — чести и жизни ее похититель —
                   Целуйся ж теперь с ней хоть каждый ты час!
                   Прощай! я — кунак твой, а Бог — тебе мститель!"

                      На голову девы безмолвно взирал
                   Казак одичалыми страшно очами;
                   Безмолвно пред ней на колени упал,
                   И с мертвой — живой сочетался устами...

                      Сребрятся вершины Кавказа всего;
                   Был день; к перекличке, пред дом кошевого,
                   Сошлись все казаки, и нет одного —
                   И нет одного казака молодого!


    __________________________________________________________________________________________


                   К списку авторов     К списку произведений