София Яковлевна Парнок



                   В форточку


                   Коленями — на жесткий подоконник,
                   И в форточку — раскрытый, рыбий рот!
                   Вздохнуть... вздохнуть...

                   Так тянет кислород
                   Из серого мешка еще живой покойник,
                   И сердце в нем стучит: пора, пора!
                   И небо давит землю грузным сводом,
                   И ночь белесоватая сера,
                   Как серая подушка с кислородом...

                   Но я не умираю. Я еще
                   Упорствую. Я думаю. И снова
                   Над жизнию моею горячо
                   Колдует требовательное слово.
                   И высунувши в форточку лицо,
                   Я вверх гляжу на звездное убранство,
                   На рыжее вокруг луны кольцо —
                   И говорю — так, никому, в пространство:

                   — Как в бане испаренья грязных тел,
                   Над миром испаренья темных мыслей,
                   Гниющих тайн, непоправимых дел
                   Такой проклятой духотой нависли,
                   Что, даже настежь распахнув окно,

                   Дышать душе отчаявшейся — нечем!..
                   Не странно ли? Мы все болезни лечим:
                   Саркому, и склероз, и старость... Но
                   На свете нет еще таких лечебниц,
                   Где лечатся от стрептококков зла...

                   Вот так бы, на коленях, поползла
                   По выбоинам мостовой, по щебню
                   Глухих дорог. — Куда? Бог весть куда! —
                   В какой-нибудь дремучий скит забытый,
                   Чтобы молить прощенья и защиты —
                   И выплакать, и вымолить...
                                              Когда б
                   Я знала, где они, — заступники, Зосимы,
                   И не угас ли свет неугасимый?..

                   Светает. В сумраке оголены
                   И так задумчивы дома. И скупо
                   Над крышами поблескивает купол
                   И крест Неопалимой Купины...

                   А где-нибудь на западе, в Париже,
                   В Турине, в Гамбурге — не все ль равно? —
                   Вот так же высунувшись в душное окно,
                   Дыша такой же ядовитой жижей
                   И силясь из последних сил вздохнуть,
                   Стоит, и думает, и плачет кто-нибудь —
                   Не белый, и не красный, и не черный,
                   Не гражданин, а просто человек,
                   Как я, быть может, слишком непроворно
                   И грустно доживающий свой век.

                   Февраль 1928


    __________________________________________________________________________________________


                   К списку авторов     К списку произведений