А. И. Ченчиков
Главная страница Книжные полки Письменный стол Клуб сочинителей
Ритмические мысли Стихи. 2008–2009
* * * Страшное слово: "нет". Тихое слово: "не надо". Я не давал обет, Что я не буду рядом. Я и не обещал, Что изменю привычкам. Чтоб наступил финал Нужно "сыграть на спичках". Длинная — это "да", Сломанная — иное. Третья... она одна. Что в ней, ну что в ней, что в ней?!. * * * Да, многие, очень многие Обычно проходят мимо. А мы, со своими тревогами Им смотрим во след... НЕ мило. И в жизни своей обыденной Обыденно остаемся. А кто-то ведь плачет издали... И кто-то — вблизи — смеется. * * * В таверне мне боцман сказал Прокуренный, пьяный, усталый: "Уж лучше лежать на волнах, Чем биться всем телом о скалы." * * * Люби меня таким, какой я есть?! Неправильно. Воистину любя Отбрось сомненье, сожаленье, лесть. Люби таким, — какой я для ТЕБЯ. * * * Один наигрывает ритм, Другой же говорит: — Знать, наступило время битв, А, может быть, молитв? Уже пластинчатый доспех Прорублен топором. И — да! — последнего успех Окажется добром. Пойдут дорогою своей Кто в славе, кто в грехах... На этом поле, сей — ни сей, Но вырастает прах. * * * Ю.Визбору, А. Галичу и всем Мастерам посвящается На Лысой Горе — фейерверк! На Лысой Горе — гулянье! Сегодня у нас четверг. Сегодня у нас свиданья. Мы встретимся с подлецом, Пожмём ему нежно руку, Посетовавши о том, Что долгой была разлука. Обнимем мы палача За плечи его крутые. Какая в глазах печаль! Какая в них... ностальгия. Замрёт козлоногий Пан Свирельку свою измучив. Здесь каждый — силён и пьян. И всякий — других не лучше. Телеканал "Культура" Как хорошо, что всё понятно. Какой есть я. Какой есть мир. Как хорошо, что жизнь... приятна. И Пушкин — всё ещё кумир. Вот двое третьего похвалят, А он в ответ им скажет — "да!", Тут — прославлённого прославят, Сказав о прочих: "Ерунда...". Признав искомое искомым, И мэтрам сделав реверанс Не стыдно погрузиться в кому На новый час. В который раз… Смотреть красивые сонеты. Немного лживые, на треть. И слышать умные советы Как не дожить. И не успеть. * * * Сидит на крыше старый ястреб. Клюет неспешно голубей. Ему, по жизни — всё здесь ясно: Решил поесть — тогда убей. Но ходит сумрачный охотник От чердака до чердака. И у него патронов — сотни. И — на отстрел билет. Пока. А ястреб голову засунул Под поседевшее крыло... У сытого, одна лишь дума: "Опять сегодня повезло". КС Едет трактор по бульвару. Самолет над ним летит. Рыщут мелкие кошмары. Где-то бродит Вечный Жид. Забастовка у кикимор. Застрелился эльф стрелой. У страдающей Изиды Обнаружен геморрой. Скачет Пушкин по опушке Полагая, что не мёртв. Тихо спит на раскладушке Пожилой, невредный чёрт. Гастарбайтер убирает Все следы от шабаша. Потихоньку умирает Нерождённая душа. Крик раздался воробьиный, Разбудивший петуха... Всё. Не важно. Не обидно. Больше нет на нас греха. КС ets... За окнами дождь. Темно. И кажется, что всё правильно. Всё это предрешено, Как Каин сказал над Авелем. Не будет, чему не быть, А сбывшееся — случилось. Тонка Ариадны нить. И жребий избрал Париса. Прибит одноглазый бог И делом своим гордится. Он Один! Он одинок! "Вальхалла не посрамится!" И только неясный след, Пробившийся через тучи, Нам скажет: "Всему привет. А, впрочем, могло быть лучше..." Геомагия Вот тишина. Упавший лист. В огне погибший машинист. Тут — новый оползень с горы. И нет площадки для игры. Взрыв в океане. И каблук Сломался у красотки вдруг. И это дерево упав Погибло, никого не взяв. Воздушный змей на проводах... Не к месту сказанное: "Ах!.." Ещё не сорванный цветок... Земля считает свой песок. Апостол Постигнув стыд безудержных исканий Не удалился он, но дальше шёл. Не к непонятной, сладостной нирване — К тому, кто плачет, голоден и гол. Смирив порывы, многое отринув Он приобрел иное для себя: И многого (для нас) прошёл он мимо, Когда стоял. Врачуя, и скорбя. Он понял звёздный свет потертой митры. И, став другим, остался сам собой. Нет серой краски на его палитре, И нету знаков после запятой... * * * Советуют. В желании совета Готовы говорить и говорить. И ждут, неугомонны как клевреты: "Ну, что, болит? Признайся, что — болит?" Летают, словно жаждущие мухи На твой пирог желающие сесть. Им всё бы распустить пошире слухи. Им всё бы распушить потоньше лесть. Они тебе и про тебя расскажут И не смутятся, опознав тебя: "Ведь это я, братишка, для куражу, Другой не скажет ЭТО, только Я!: Как в преферансе: "пик" важнее "крести", И, "с мелкой заходи под игрока". ...Когда мне говорят, что всё известно Я вспоминаю майского жука. Взгляд на Яузу Луна отражается в толще воды… Банальность берёт в свои руки бразды, И требует далее признанных слов: "Люблю", "ожидаю", "не прав", "не готов"... И следует высказать нежность свою, И что-нибудь, чтоб показать свой "ай кью", И бешеность темпа, и мягкость обид... Порочен наш стиль, но прекрасен наш вид. Вновь лунное фото снимает река... Картина прекрасна. И вечна, пока... Но дождь пробегает строкою тугой, И не сосчитать мне всех лун, под Луной. * * * Выпить бы из горлышка кефиру... Честь по чести поклониться миру. И уйти из города тихонько, Ночью. До звоночка с колокольни. А потом идти... куда придётся! Дельце-то ведь сильному найдётся? Поле распахать... Расставить сети... Мало ли, что будет на примете? Победить бы всех! И помириться. Слава незлобливая годится!!! Только это сон. А утром — душно. В дверь стучат: "Водички бы, Илюша..." Памяти Рыцаря На все века, прославим мы его! Писавшего про Смерть, Любовь, Разлуку! А он... просил у Бога одного: "Верни, Творец, мне отнятую руку..." * * * Сегодня в Москве Снег. Становится чище, Не правда ли? И пусть... Но для чьих утех Стоят тополя Обезглавлены? Проезжий Пряжа — не упряжь. Что ж ему нужно? Ложе? Как душно! Я безоружна. Что сотворил ты? Я не избита. Я расстилалась. Я соглашалась. Ты же — доволен. Ты же — спокоен. Двинулся дальше... В своей — да будь она проклята! — Гордости. Гнусности. Фальши. * * * Лист сжигая на огне свечи Прошлому ты говоришь: молчи! Этого не будет ни за что Больше. Ненавистен звук: "ещё". Чёрный лист, упавший на паркет Говорит желаемое "нет"... Почему ж слеза из-под ресниц? Сохрани. Не погуби. Вернись... Российская интеллигенция. 1917 Да забудь ты про столицу! Мы сегодня едем в Ниццу! Ты — в деньгах, я — молодой. Проживём там год, другой. Что кого-то расстреляли Мы ведь этого не знали А, услышав, удивились. Поскорбели. Распростились. Наши нежные таланты Не спеша вложили в "гранты". И, склонившись к Пуатье Стали честными рантье. Те... другие... Так им надо! Мы стального листопада Избежали. Вот как вышло. Мы потом про всё напишем. Короткое. Что сладостней? Покупка, иль продажа? И что, в итоге, мерзостней и гаже? 05.12.2008 Вот и восплакала Москва колоколами. Вот и отложены и споры, и лукавство. Ушел дорогой светлой Первый между нами. Наш многолетний Друг. Наставник. Архипастырь. Уже цветы. Уже слова. Молитвы. Слёзы. Вчера был Праздник. А сегодня — панихиды. В монастырях столичных. В пýстынях таёжных. В руке свеча. А в душах — детская обида... "Не может быть!" Он был незыблемым как Вечность! И вот теперь — одна растерянность... И пусто. Мы не привыкли узнавать такие вести. И не привыкнем. Хоть печатно. Хоть изустно. * * * Нет, я вместе не буду с тобой... Переулки, подъезды... в прошлом: Шлифование мостовой, Игры детства, трусы в горошек, Неуёмная жажда жить, Фантастические признанья, Нарисованная финифть На стене дорого зданья... Всё исчезло. Но где-то ТАМ Мне, возможно, зачтётся это. Было сказано: "Аз воздам..." Замерзающий, помни Лето... * * * На тёмной глади стареньких столов Каких историй только не найдёшь, не встретишь. В их трещинах. В неровностях углов. След от стакана — грех. От трубки — фетиш. Вот где игра зелёного сукна! И в оргстекло впечатанные даты. Вот инвентарный номер. Вот цена. Вот пальца ненадолгий отпечаток. * * * Как странно новостная лента вьётся... Тут Мёбиус и Клейн сошли с ума бы: Вернётся... Достаётся... Остаётся... Дороги. Направления. Ухабы. И рот, что был заклеен, свищет краше, Когда взамен дупла — златые зубы Про то, что всё не наше — всё же наше! А прочим, пусть заведуют суккубы. И, кто дает, пребудет не в накладе, А кто берет: тем более, и дважды. Да, кто-то любит жить в своей прохладе. Мне ближе тёплый дом. Многоэтажный. И словно бы к ботиночку прилипло... И стыдно. Пред собой, и перед всеми. Как будто вновь за атомную скрипку Берется бездарь с псевдонимом "Гений". * * * Тихо клеили обои. Двое. Потихоньку говоря с собою. Ленты мерили и примеряли. И, чего-то, вероятно ждали. Говорили что-то про квартиру, Про устройство (миль пардон) сортира, Про улучшенную планировку Дальше... даже говорить неловко. Словом: двое улучшали стены, Привнося в квартиру перемены. И создав в ней нечто. И другое. Уходили из квартиры ТРОЕ. * * * Он ушёл. Он был первым, но он ушел. Стало скверно. Противно. Нехорошо. И внутри. И снаружи. Горит вопрос: Что ж ты, гнида. Теперь. Навсегда. Всерьёз. Ты ведь мне говорил, что не надо так.... Сдвинуть мне над Невою мосты — пустяк! И разрушишь "всю в белом" любую ночь Что бы лишь я опять бы была "не прочь". Да, ты будешь наказан. А что же я? Не ловлю больше я в небе соловья. Но, ты знаешь, того кто успел сбежать. Знает Бог. И решит — как и что считать. * * * Одинокий мальчишка. У него мало сил. Что он строит? Домишко? Нет, не этим он жил. Из оставшихся досок, Что впитали всю соль, Строит честный подросток Плот. Он верит в Ассоль. Строит криво, но так, как умеет. Может кто-то увидит в нём Грея? * * * Был атеист. Любил творить "творинки" Немногое со многим единить. Его завод мог всё — и грампластинки, И тонкую сверхпрочнейшую нить. Он сделал много тех вещей, что можно Использовать в своём простом быту. Но главным делом, самым-самым сложным Считал свой путь в "космическом ряду". Он изучал макеты и картинки Дней нынешних. И прочих всех времен. И кто-то вдруг сказал: "Создай травинку!" Он долго думал. И заплакал он. * * * Я построила ладью. Подожди немного милый. Только гвоздики вобью. Ведь рукам потребны силы. Скоро будет океан. Я возьму поесть чего-то. Это призрачный обман, что любви нет без заботы. Я согласна в кровь стереть свои руки вёслам в помощь! Но! нельзя мне не успеть, если ты уже не кормщик. Ты не бойся! Проведу. Сквозь туманы и сквозь скалы. Милый мой! Вот я. Я жду. Я грустила и скучала. * * * И всё же есть ещё велеречивость В индейской тайне лета сентября, Которая быть требует учтивым. И тихо объясняет: всё не зря. * * * Когда приходит время помолиться, Беды, от всякой прочей ерунды Не отделить. Всегда всё те же спицы Считают петли. Глупости. Труды. * * * У баллады быстротечен век. И вчера рассказаный мотив Завтра, после дождичка в четверг Станет скуден, и подспудно лжив. Завтра ордена и времена Поменяют. Ценность и почёт Станут позабытыми сполна. И смеётся тихий идиот. Шахматистам можно покурить: Партия дошла до двух ходов. Вероятно, так и стоит жить? Только помню я своих дедов... * * * Разделяет только лестничная клетка. То — рассудит, то — разделит, то — расставит Как бутылки. И приклеит этикетки. На которых написали: "Злоба", "Зависть". И молчит себе привычно подоконник Ещё немцем арестованным прибитый. Их тут было много. Тысячи. Не сотни. Оказавшихся в опале "фаворитов". В этот дом что был на кладбище основан, Люди славные приходят очень редко... Шпиль "Останкино". И небо голубое. Зелень стен. Моя любимая соседка.