Даниил Проткин
Гнев Самсона
(из Альфреда де Виньи)
Нема пустыня. В ней — единственный шатёр.
Какой отчаянный скиталец распростёр
Его среди песков, где ночь не утолила
Горячей печки дня расплавленного пыла?
Едва поднимется легчайший ветерок —
Как гладь озёрная морщинится песок.
Белеет лён холста, покачиваясь нежно,
Вот страуса яйцо горит, и безмятежно
Лишь путникам звезда сияет до утра,
Две тени вычертив на полотне шатра.
Одна огромна, а другая села рядом:
Далила, руки взвив, их тянет как в обряде
К его коленям. Как отважен, молод он!
Но господин своей рабыней покорён.
Как леопард она легла, послушно бросив
У ног любовника свои тугие косы.
Его глаза огнём безудержным горят,
Раскрывшись как миндаль, и страсти просит взгляд,
Бросая вспышками свет озарённой муки.
Смочил холодный пот её нагие руки,
А ноги страстные так скрещены под ней,
Что и сама газель не может быть стройней,
Бока, покрытые рядами ярких пряжек,
Смуглы, как надлежит хацорской деве каждой,
Грудь с амулетами, которым нет числа,
Невинно Сирии одежда облекла.
Самсон свёл мощные колени воедино,
Как некогда свои колосс Анубис сдвинул.
Укачанная сном, она, забывшись, спит,
Под нежной головой его рука лежит.
Он шепчет песню ей, наполненную болью,
Мотив еврейских слов приносит в скорбном горле.
Она в тяжёлом сне его не слышит речь,
Но песня в голову ей продолжает течь.
"Извечная борьба повсюду год за годом
Ведётся на земле под наблюденьем Бога:
На хитрость женщины — мужская доброта.
Ведь женщина душой и телом нечиста.
Всегда мужчине сок любви и ласки нужен.
Когда родится он, кормилицей мать служит.
Она, баюкая, тогда в его крови
Пробудит пылкое желание любви.
Смущённый в действии, в своих смущённый планах,
О теплоте груди он грезит постоянно,
О песнях ночи, о лобзаниях зари,
И о губах, когда на них огонь горит,
О том, как на лицо падут густые кудри, —
И сожаления останутся наутро.
Он выйдет в город, и шальные девы тут
В озёра первых слов его с собой возьмут.
И чем сильнее он — тем легче побеждённый;
Ведь у большой реки стремительнее волны.
Когда борьба, что Бог вёл ради существа,
И против ближнего, и против естества,
Заставит отдых на груди искать мужчину —
Так нужен поцелуй, чтоб утолить кручину.
Он до конца свой долг не выполнил ещё:
Другая битва ждёт с предательским мечом.
Под сердцем, под рукой она себя явила;
Ведь женщина всегда останется Далилой.
Победу празднует с надменностью она.
Среди своих сестёр тщеславием полна,
Что страстного огня в душе не ощущает.
Подругу лучшую в секреты посвящая:
Любовь к себе внушив, в ответ любви не даст.
Мужчина страшен ей. Она же ищет ласк.
Мужчина их берёт, но дать взамен не может.
Святая жертва, дар прославленный умножив,
В глазах подобных ей, возносит в небеса
Ту красоту, чей блеск рождает чудеса,
И может оросить шаги бесценной кровью.
— Что я хотел, Господь, не существует словно.
Та — от кого любовь, и жизнь приходит в ком,
Та — гордостью своей нам сделалась врагом.
Сегодня женщина былых времён подлее,
Когда узнав людей, Бог молвил: "Сожалею!"
Но скоро каждого ждёт ненавистный дом:
Гоморра — женщинам, а для мужчин — Содом;
Бросая издали разгневанные взгляды,
Два пола встретят смерть, хотя и будут рядом.
О вечность! Знаешь ты, о Бог Великих Сил,
Я женскую любовь в душе своей носил.
И черпал в ней одной сил животворных больше,
Чем в волосах моих священной было мощи.
Судите нас. Она, заснувшая у ног,
Смогла продать меня и тайн моих залог.
Три раза пролила фальшивых слёз ручьи,
Но я увидел в них преступных глаз лучи.
Над удивлением победу правил стыд:
Прощённой быть и знать, что тяжкий грех открыт.
Мужская доброта и состраданья право
Прощая, лживое создание раздавят.
Я, наконец, устал. Моя душа едва
Несёт тяжёлый груз. Мой стан и голова,
Для бронзовых колонн служившие опорой,
Не могут одолеть постигшее их горе.
Всё время сдерживать неутолимый гнев
В святилище души, от боли онемев,
Откуда яростный огонь рождает грозы;
И запретить глазам ненужные лить слёзы.
Довольно! Может Бог смести с земли мой прах.
Я свой секрет открыл. Он у неё в руках.
Шагами стройных ног она меня разбудит,
Чтоб объявить мне смерть. И это будет, будет!
Он всё сказав, заснул, пока не пробил час,
И воинов орда, дрожа, в дом ворвалась;
Платили золотом за дорогие космы,
Связали руки и лишили глаз, а после
Сковали пленника в цепях и повели.
Двенадцать буйволов с трудом ту цепь несли.
Когда безмолвно он стоял перед Дагоном, —
Их главный бог не смог сдержать глухие стоны,
И, дважды повернув, обратно отступил,
И дважды погасил в жрецах ненужный пыл.
Зажгли курения, пир кончится не скоро,
Шум праздника летел, ему внимали горы;
И рядом с тёлкою, что в жертву отдана,
Далила бледная застыла, и она,
На месте пиршества по-королевски сидя,
Дрожала, говоря: МЕНЯ ОН НЕ УВИДИТ!
О небо и земля! Вас радость напоила,
Когда увидели, как лживая Далила
Не отрывает взгляд от повреждённых глаз
И знает, что для них свет солнечный погас?
Когда затем Самсон, расшевелив колонны,
Опору прочную, державшую Пилоны,
Под грудою камней, собрав остаток сил,
Три тысячи врагов своих похоронил?
О небо и земля! Карайте справедливо
Измену подлую внутри любви фальшивой,
И проданный секрет, похищенный у нас,
Из сердца вырванный посредством ложных фраз.
2009
__________________________________________________________________________
Хацор — древний город, который неоднократно упоминается в Ветхом Завете.
При раскопках здесь обнаружены руины ханаанских храмов XVII—XII веков до
нашей эры и более поздних построек. Наибольший интерес представляет шахта
глубиной 38 м и идущий от нее туннель, сооруженные в IX веке до нашей эры,
и представленные в музее золотые украшения и базальтовые статуи, возраст
которых более 4000 лет. Вернуться
__________________________________________________________________________
Перейти на страницу автора